Пост

Оказаться в мире живых, все равно что понять, что ты особенный, кем бы ты ни был. Никогда не знаешь, чего ждать, особенно если ты появляешься там впервые, как Нел. Она даже не думала, что вообще надумает оказаться в мире живых, но все таки оказалась. На самом деле она хотела найти Ичиго и остальных. Долго же ей пришлось искать Каракуру, и вот она здесь. Глубоко дыша, она осматривалась вокруг себя и не могла понять, что это - реальность или сон. Конечно она привыкла к небу и солнцу, в Хуэко Мундо она это видела и знала, что это. Но сам город завараживал ее, теплый ветерок трепал волосы, а в сердце девушки пылал огонь, полный интереса и жгучего желания знаний. Девушка стояла на берегу реки и смотрела на свое отражение в воде. Никогда не думала, что мир живых именно такой. Быть может здесь даже лучше, чем в Хуэко Мундо. Я не знаю. Эти чувства - они игривые, как солнечный зайчик на стене. Но я думаю, мне нужно идти. К тому же хочется все осмотреть поскорее... Она слабо улыбнулась и, чуть помедлив, направилась к дороге. Она осматривала все - дома, улицы, магазины, то удивленно открывая рот, то восхищенно вздыхая. Она даже не заметила тот факт, что люди ее не замечают. Нел было интересно все. От росинке на лепестке цветка, до птицы, летящей в небе.

Луна, ещё не светившая в полную силу, но вышедшая из-за горизонта ночных теней, затмевая свет звёзд, доглатывая последние слезинки солнца, коему жить в этом дне осталось лишь мгновение; отсвечивала лёгкой золотистой полоской, перетекавший в её собственное серебро, освещая одиноко сидящую на берегу моря, в нескольких километров от Каракуры по морскому берегу, на серебристом песке, фигуру шинигами...
Айзен сидел на берегу на своей куртке, обняв колени, и уткнувшись в руки носом, и тоскливо провожая солнце в последние мгновения, за горизонт. Очки лишь уныло лежали рядом на рукаве куртки, недалеко от снятых ботинок: ступни Айзена лежали на голом песке, омываемые периодически нахлынувшими волнами...
Ветер, почти постоянно дувший в спину, успокаивал одинокое сердце...
Айзен снова видел перед собой ту же самую картину, что видел и на улицах... Вновь этот же закат, вновь мост, Сокьёку... И старик Яма, спрашивающий Айзена, не желает ли он воспользоваться правом последнего слова...
Но... Айзен, похоже, может бы, и сам сдался в руки ГТА13, если бы был полностью заверен в том, что его желание было бы исполнено... И экс-владыка знает, чего пожелал бы... В его силах было бы пожелать, что бы Готэй навсегда прекратил охоту на мирных Вайзардов... Да. Это было его желанием...
Айзена не покидала мысль о том, что "вторых небес" не существует... А значит, даже если он и его капитан будут любить друг друга и там, то всё равно не увидятся...
Пусть уж лучше он будет жить в этом мире спокойно, нежели беспокойно, да ещё и со мной...
Айзен вздохнул, вновь подумав:
И за что только так со мной?.. Что повело меня на то, что я натворил до сего дня?.. Зачем?.. Какова цель всего этого?.. Чего я пытался добиться... Подумать только...

Хочу предложить на суд администрации своё видение этого персонажа в условиях сюжета)

Айзен улыбнулся, вспоминая забытую формулу. Он ей не пользовался уже давно – не было надобности. Зачем же он делает это теперь? Неужели ему стало… скучно? Вот же нелепость, и придёт такое в голову.
Он вынул занпакто из ножен, отводя руку в сторону. Реяцу соскользнуло с кончиков пальцев, обвивая духовный меч всполохами силы.
- Весь мир – иллюзия, - Айзен говорил тихо, но каждое слово имело вес, - иллюзия – вода, которая отражается в зеркале. В попытке достать до воды ты будешь лишь бить зеркала. Любовь – это иллюзия. Иллюзия – это цветок, растущий лишь на луне. Нельзя его сорвать, нельзя понять, где истина, а где лишь отражение. Остерегайся воды, забудь запах цветов, не смотри на луну, закрой зеркала – отринь человеческие мечты, - занпакто превратился в один поток пылающей реяцу, - прикажи случиться неизбежному. Холод сердца, лёд души – пусть они прикажут мечтам людей: … - Айзен тонко улыбнулся, - «Расколись».
Занпакто исчез из рук, шинигами довольно склонил голову и, не оборачиваясь, закончил формулу высвобождения:
- Кьёка Суйгецу.
Мягкий голос за спиной Айзена подтвердил факт, что всё прошло более чем удачно:
- Не часто ты зовёшь меня в к себе в гости. Вообще в последнее время нечасто зовёшь, - иллюзорный занпакто отобразил внешность и голос своего шинигами, подходя ближе. –Я уже было отчаялся и впал в депрессию.
- Как славно, что мне удалось помешать этому прискорбному состоянию. Я хотел бы кое о чём поговорить, Кьёка.
Обмен вежливыми шпильками прошёл успешно и занпакто кивнул, давая понять, что готов выслушать.
- Уже пару дней мне не давала покоя мысль…
- Да, ты думал о том, что ты ошибся, - перебил занпакто. – Релиз арранкаров оказался слабее, чем конечная форма банкая того же шинигами и занпакто. И это сгубило весь шикарный план.
- Релиз, релиз, - Айзен попробовал это слово на вкус, - он был не так плох, он по своей сути был предпоследней формой единения шинигами и занпакто. Тот же Готей не спешит развить уровень большинства своих капитанов и лейтенатнотов даже до этого.
- Готею некуда спешить.
- Это многоуважаемому Ямамото некуда спешить, - поправил Айзен. – Если моя теория верна и Король давно мёртв, то его даже некому сместить с поста. Что за нелепость. И сколь обидно это видеть, Кьёка. Все настолько верят в абсурдные законы, даже не задумываясь, что под ними уже ничего нет.
- Ты забываешь, к примеру, поступок Шунсуя и Укитаке на Соукиоку. Они пошли против закона, совершенно спокойно пошли.
Ками-сама рассмеялся.
- С таким же успехом можно пытаться ладонями вычерпывать воду из дырявой лодки вместо того, чтобы заткнуть течь. Так и законы Сейретея – такая лодка. Нужно добраться до течи.
Занпакто уселся в кресло, подпирая голову ладонью.
- Дай угадаю – и написать свои?
- И написать свои. Если бы от имени Совета 46 я приказал казнить всех капитанов, они бы сами добровольно встали под Соукиоку. Не находишь, что общество несколько нездорово, если такие феномены возможны?
- Мой бог, - иронично уронил Суйгецу, то ли выражая своё отношение к этому высказыванию, то ли обращаясь к своему шинигами и выражая этим утопичность его идей. «Айзен Соуске – это неизлечимо». – Кстати о Соукиоку. Когда в следующий раз меня будут казнить там вместо тебя, я признаюсь во всех смертных грехах. Например в том, что ты храпишь.
- Это ты просто не видел лицо Ямы-джи, когда я «восстал из пепла» и сказал, что больше так не буду и огонь Соукиоку выжег всю ересь из моего сердца, а Хогиоку спасло душу.
- Мне достаточно того, что я видел, как ты это репетируешь, - искренне рассмеялся занпакто, потягивая капучино.
А окном цвёл и пах мир живых. Весна всё-таки.

День начинался привычно мирно. Из окна комнаты Кьераку вылетело только две вазы. А все объяснялось не тем, что тайчо соизволил поднять свою звездную пятую точку, нет. Просто у Нанао было прекрасное настроение, так что капитан отделался только несколькими несерьезными ушибами, да и бьет лейтенант, как известно, не сильно. Ну честно слово, скажите, разве можно сильно ударить какой-либо тетрадью или блокнотом, что девушка обычно и таскала с собой? И вот сейчас, сидя на стуле около кровати дражайшего капитана, закинув ногу на ногу и буквально испепеляя пропащего лентяя взглядом своих глаз из-за сверкающих очков. Где-то ее взгляд был грозным, а где-то совсем наоборот - чуть лукавым, потому что она знала, что Кьераку не соизволит даже выслушать ее.
Как говорится "слушает, а не слышит", - вполне логически заключила девушка, впрочем, без никакой нотки раздражения. На самом деле на это был целый ряд причин. Во-первых, если внешне Нанао могла позволить себе "избиение малолетних" в виде Шинсуя, то мысленно, именно внутренний ее мир оставался нетронутым. Она была слишком волевой женщиной, чтобы отвлекаться на внешнее влияние, хотя часто это и мешало. А другой причиной было железное правило: Кьераку Шинсуй - взрослый ребенок, на которого невозможно долго злиться. Да и нельзя, по статусу запрещается. Но опять же - это внутреннее правило лейтенанта, а внешне она продолжала отчитывать своего капитана за его врожденную безалаберность:
- Тайчо, ваше разгильдяйство, ваша лень и самоуверенность, распущенность и притворство приведут вас...ну...не знаю куда, но точно не к добру! - раздраженно заметила она, пытаясь стащить капитана с его излюбленного места отдыха, заменяющего ему и жену, и детей, и порой даже друзей.
- Нанао-тя~н, почему ты так жестока со мной?! - расстроено протянул Кьераку, видимо, решив опять погримасничать, но удачный пинок привел его в некую трезвость ума. Как оказалось, театральничать умеет каждый человек, посему Исэ встала, вдруг побледнев, а затем развернулась и без единого слова вышла прочь, слыша позади страдальческие стенания капитана, который запаниковал, а мысленно же она ликовала.
Вау, тайчо, и вам на нервы подействовать можно, нэ?.. - с каким-то скрытым торжеством просила лейтенант, деликатно спускаясь по лестнице и уже услышав шаги Шинсуя, который не привык к такому поведению своего неприступного фукутайчо и даже не мог правильно истолковать поведение Нанао в данный момент.
- Нанао-тян, прости меня, глупого! Нанао-тя~н! - уже почти вопил Кьераку, пока Нанао медленной походкой вышла на улицу, привычно держа в руках свой многострадальный блокнот. И уже когда она была на середине улицы, а Кьераку выбегал из дому, и все выглядело, как устарелый мексиканский сериал, девушка ехидно пробормотала:
- Вот теперь вы обязаны купить мне мороженое, тайчо, - и, хотя сама фраза кажется бредовой, в ней есть некий смысл, в который стоит вдуматься.
Ну вот это и был очередной триумф Исэ Нанао.

Ола, надеюсь, вы обо мне не забыли? х) Итак, это даже не пост, это нечто вроде кинка, заказанного другом.
Тема: безответная влюбленность Момо в Ренджи.
Догорал сдержанный пурпур заката, на горизонте лениво как огромная рыба перебираясь по облакам, плыло тяжелое солнце. Оно почти закуталось в одеяло из предсумеречного марева и темноты ночи. Красив жаркий, но не знойный, не пылающий огнем и смрадом Руконгая, июньский закат. Дневное светило не горит, не разливается стихийным пожаром по крышам зданий, по кронам деревьев, по изгибам дорог, нет, солнце мирно, как податливый материал колыхаясь от ветра, всплывает на ясном небе. Чудесное окончание чудесного дня.
Легкая, как птичка, тонкокостная Момо взлетела на подоконник и плавно опустилась на него, вытягивая свои худенькие ножки. В отсветах лучей по-детски неуклюжие ступни ног стали пунцовыми, а чернильная чернота хакам приобрела какую-то грозную кровавость.
Девчушка внимательно, по-птичьи настороженно проследила за игрой света на своей одежде. Что-то тревожное всколыхнуло ее душоньку, но с последними лучами наваждение исчезло, и на его место пришла умиротворенная апатия. Уставшая после долгого дня, Хинамори на чуток прикрыла глаза, и, как это водится, ее вмиг  одолел тяжелый будничный сон.
Снилось что-то невразумительное: Матсумото блестящем костюме, который больше оголял ее аппетитные формы чем прикрывал, на огромном цветке, хмурый как всегда Тоширо, но в нелепом наряде пчелы с двумя антеннами на макушке,  Кира в подвенечном платье с яростью отмахивался с помощью Вабискэ от представителей десятого отряда и Он…Ренджи был отдельным сном. В ночной мгле лейтенант шестого отряда шел по глухим опустевшим улицам Сейретее, он свистел какую-то знакомую мелодию и меланхолично, запрокинув голову, глядел в звездное небо, ритмично окрашивающееся ярками цветами фейерверков. Это был осенний фестиваль, ведь так?
Абараи все шагал вперед, и шедшей  за ним Хинамори казалось, что старый друг сам не знает, куда бредет. И зачем только она за Ним увязалась?
А Момо знала ответ на этот вопрос, но с замиранием сердца, краснея как маков цвет, отмахивалась от истины. Ее проблемы подождут, важнее Он.
- А знаешь, Момо-тян,  я ведь готов был. Да-да, я знал, что в итоге нас разбросает по разные стороны. Она теперь член клана Кучики, а я кто? А я что?– вдруг нарушил тишину Ренджи. Его голос звучал непривычно горько, безрадостно. Впервые Хинамори не знала, что ответить.
- Ничто…Да, брось ты, знаю я эти все подбадривания, слышал не раз: «Ренджи, пройдет время ты добьешься много», «Ренджи, твоя сила в упорстве», - мужчина своим грубым басом попытался изобразить манеру говорить Киру. Выходило не очень, но девочка сразу поняла, кого передразнивал ее сосед – Слышал! И осточертело ждать! Опостылело напрягаться, я его не догоню даже по прошествии тысяча лет! Он аристократ, ему кровью предсказано вытирать ноги о таких, как я, - Ренджи злобно ухмыльнулся и почесал взъерошенную макушку. Он наконец остановился у одного из поворотов, так что Момо смогла наконец догнать Абараи и заглянуть ему в лицо. Сердце ее сжималось от боли и обиды, но кого винить? Рукию, по лицу которой видно было, что подобное высокомерие больно ранит не только Ренджи, но и ее? Бьякую, который приютил сиротку в своем доме и просто требовал от нее придерживаться установленных правил? Себя? Но как?
- Момо-тян…И ведь я ее люблю,– это кроткое, стыдливое признание свергает небеса на плечи девочки, после этих слов ее будто засасывает в мертвенный омут. Зрачок расширен, дыхания участилось, сердце колотиться неистово. Не вдохнуть, не выдохнуть…

…И тут сон резко обрывается, внутри Момо что-то щелкает, и она чувствует, будто из-под нее пропала земная твердь – она катилась с подоконника на пол. Но чувство невесомости быстро обрывается больным  падением. Девочка открывается глаза, и пред ней предстает темный потолок ее кабинета. Закат давно потух, и за окном сверкала неопределенность сумерек. Лейтенант пятого отряда осторожно приподнимается, кряхтя как старуха: мышцы затекли и неприятно ныли, отдавая болью после каждого движения. Поднявшийся окончательно, Хинамори кинула внимательный анализирующий взгляд на свой рабочий стол: пару документиков на подпись, чернила и тонкая кисть, а еще маленький красный пакетик от Матсумото, украшенный кокетливым бантом, квадратная посылка от Киры, в которой легко угадывалась книга, и целая корзинка вкусностей от Широ-чан. Бледное личико девушки озарила теплая, благодарная улыбка, она не ощущала этого духа праздника, она не чувствовала себя повзрослевшей. Но от этих милых вещиц, от этого ненавязчивого внимания становилось на духе тепло. Не хватает, конечно, подарка от Айзена, но тот как всегда в труде забыл о такой мелочи. Ему прощается.
А еще нет Его подарка…
И тут же Хинамори одернула себя. Она нахмурилась: какая глупость, ведь только-только Ренджи стал лейтенантом шестого отряда, у него дел невпроворот, вот он и не скроил лишнюю минутку, чтобы поздравить свою старую подругу. Беда ли, стоит ли плакать?
- Не знаю, - неуверенно ответила девочка, ладонью стирая непрошеные слезы. Она тихо глотала рыдания, глядя на свои богатства, и мечтала отдать все дорогое, лишь бы увидеть Его вновь. Но почему именно Абараи? Чем Он так ей дорог?
- Хина-тян, занята? – вдруг сзади раздался до боли знакомый мужицкий бас. Девочка, вздрогнув как лесной зверек, обернулась к окну: на подоконники  по-хозяйски восседал собственной персоной Абараи Ренджи. Он виновато скалился и все протягивал Момо какой-то сверток. Девочка, восторженно вскрикнув бросилась к другу, но тут же подавила свой душевный порыв. Она медленно, с достоинством приняла сверток у Ренджи и кивнула в знак благодарности, а после тонкими пальчиками вцепилась в оберточную бумагу. Когда с ней было покончено, в руках Хинамори лежал маленький, скромный букетик гайдзиновских цветов – очень изящных, с широкими лепестками бледно-желтого цвета.
- Хэппи без дэй, прости, что припозднился. Это тюльпаны с Генсея, на западе нынче популярный цветок,- смущенно прокомментировал Ренджи, теребя белую повязку, - вот в общем, здоровьица тебе, Момо-тян, не хворай. А мне пора, до завтра.
И тут же, щеголяя своим умением сюмпо, Ренджи исчез из виду, а Момо все так и стояла, прижимая к себе сверток желтых тюльпанов,  как младенца. На душе было неясно, пасмурно, но бесконечно тепло, даже жарко от этих золотистых цветок.